80. В тюрьме в расцвете юности
Каждый скажет, что расцвет юности — самое восхитительное и чистое время жизни. Вероятно, для многих эти годы полны прекрасных воспоминаний, но я никак не могла ожидать, что проведу расцвет своей юности в трудовом лагере. Вам это может показаться странным, но я не сожалею об этом. Пусть даже это время за решеткой было полно горечи и слез, это был самый ценный дар в моей жизни, и я получила от него очень много.
Это было в апреле 2002 г., в день ареста я находилась в доме одной сестры. В час ночи нас внезапно разбудили громкие и настойчивые удары в дверь. Мы услышали чьи-то выкрики снаружи: «Откройте дверь! Откройте дверь!» Не успела сестра открыть, как несколько полицейских резко толкнули дверь, ворвались внутрь и агрессивно заявили: «Мы из Бюро общественной безопасности». Услышав слова «Бюро общественной безопасности», я сразу же заволновалась. Неужели они здесь для того, чтобы арестовать нас за веру в Бога? Я слышала, что нескольких братьев и сестер арестовали и преследовали за их веру; может ли такое быть, что это сейчас происходит со мной? Мое сердце сразу же начало дико биться: «бум-бум, бум-бум», и я, охваченная паникой, не знала, что делать. Тогда я поспешно стала молиться Богу: «Боже, я умоляю Тебя, будь со мной. Дай мне веры и мужества. Что бы ни случилось, я всегда буду желать стойкости в свидетельстве о Тебе. Я также молю Тебя дать мне мудрости и даровать мне такие слова, чтобы я, говоря, не предала Тебя и не выдала своих братьев и сестер». После молитвы мое сердце постепенно успокоилось. Я увидела этих четверых или пятерых злобных полицейских, рыщущих по комнате как бандиты, обыскивающих постель, каждый шкаф, каждый ящик и даже пространство под кроватью, пока наконец они не наткнулись на несколько книг со словами Бога и компакт-диски с гимнами. Тогда они забрали нас в полицейский участок. Когда мы вошли в офис, несколько дюжих полицейских зашли вслед за нами и встали слева и справа от меня. Старший этой группы злобных полицейских заорал на меня: «Как тебя зовут? Откуда ты? Сколько вас там всего?». Едва я открыла рот и принялась отвечать, как он бросился на меня и дважды ударил по лицу. Я застыла в безмолвии. Про себя я удивлялась: «Почему он ударил меня? Ведь я даже не закончила отвечать. Почему они такие грубые и дикие, совсем не такие, какими я представляла людей из народной полиции?..» Затем он спросил меня, сколько мне лет, и когда я честно ответила, что семнадцать, — «хлоп, хлоп» — он опять отхлестал меня по лицу и отругал за то, что я лгу. После этого, что бы я ни говорила, он без разбору наносил мне удар за ударом по лицу так, что оно горело от боли. Я вспомнила то, что слышала от братьев и сестер: попытки разумно говорить с этими мерзкими полицейскими не работают. Испытав это на себе, я больше не произносила ни слова, что бы они ни спрашивали. Когда они поняли, что я не буду говорить, они завопили: «Сукина дочь! У тебя будет, о чем подумать! Иначе ты нам правды не скажешь!». После этих слов один из них дважды свирепо ударил меня кулаком в грудь, отчего я рухнула не пол. Затем он два раза сильно ударил меня и поднял с пола с криком «На колени!». Я не послушалась, и он несколько раз ударил меня по коленям. Захлестнувшая меня волна сильной боли вынудила бухнуться на колени. Он схватил меня за волосы и с силой потянул вниз, а затем вдруг рванул мою голову назад, заставив поднять взгляд. Он осыпал меня руганью, вдобавок еще пару раз ударив по лицу, и единственным моим ощущением было то, что мир вокруг вертится. Вскоре я грохнулась на пол. Тут старший этих злобных полицейских вдруг заметил часы на моем запястье. С алчным взглядом он прокричал: «Что это такое на тебе надето»? Тотчас же один из полицейских схватил меня за запястье, с силой стянул часы и отдал их «хозяину». Один из мерзких полицейских схватил меня за ворот, слово цыпленка, поднял с пола и прорычал: «Крутая, да? Вот что ты получишь за молчание!» Сказав это, он с силой ударил меня еще несколько раз, и я опять оказалась на полу. К тому времени все мое тело невыносимо болело, и не было никаких сил для борьбы. Я лишь неподвижно лежала на полу с закрытыми глазами. Про себя я настойчиво взмолилась: «Боже, я не знаю, какие еще зверства применит ко мне эта банда злодеев-полицейских. Ты знаешь, что я мала телосложением и слаба физически. Умоляю Тебя, защити меня. Я скорее умру, чем стану Иудой и предам Тебя». После молитвы Бог дал мне веру и силы. Я скорее умру, чем стану Иудой, предав Бога и выдав своих братьев и сестер. Со всей решимостью я останусь твердой в свидетельстве о Боге. Тут я услышала, как кто-то рядом со мной сказал: «Что это она больше не шевелится? Умерла?» После этого кто-то нарочно наступил мне на руку и сильно прижал ее, рявкнув со злобой: «Поднимайся! Мы кое-куда тебя отведем».
После этого меня доставили в уездное отделение Бюро общественной безопасности. Когда мы вошли в помещение для допросов, старший этих злобных полицейских и его свита окружили меня и стали настойчиво допрашивать, расхаживая передо мной взад и вперед и понуждая меня выдать моих церковных лидеров и моих братьев и сестер. Когда они увидели, что я не собираюсь давать им ответы, которых они хотят, трое из них стали по очереди хлестать меня по лицу, снова и снова. Не знаю, сколько было ударов; я слышала только «шлеп, шлеп» от их ударов по моему лицу — звук, казавшийся особенно громким в ночной тишине. Когда у них заболели руки, злобные полицейские принялись бить меня книгами. Они били меня, пока я не перестала чувствовать боль; мое лицо распухло и онемело. Наконец, видя, что у них не выходит получить из моих уст никаких ценных сведений, злобные полицейские вытащили телефонную книгу и, довольные собой, сказали: «Мы нашли это в твоей сумке. Даже если ты ничего нам не скажешь, у нас есть другой козырь в рукаве!» Я вдруг сильно заволновалась: если бы кто-то из моих братьев и сестер ответил на звонок, их могли бы арестовать. Это также могло подставить церковь, и последствия были бы катастрофическими. Тогда я вспомнила отрывок из слов Бога: «Во вселенной не происходит ничего, в чем не имел бы Я последнего слова. Если ли что-нибудь, что не в Моих руках?» (Слово, том I. Божье явление и работа. Божьи слова ко всей вселенной, Глава 1). «Верно, — подумала я, — Все сущее и все события управляются и обустраиваются рукой Божьей. Даже прохождение телефонного сигнала полностью зависит от решения Бога. Я готова взирать на Бога с почтением, полагаться на Него и подчиняться Его руководству». Поэтому я снова и снова молилась Богу, умоляя его защитить этих братьев и сестер. В результате, они набрали все эти номера, и часть звонков остались без ответа, а по другим номерам вообще невозможно было дозвониться. Наконец, изрыгая проклятия от досады, злобные полицейские швырнули книгу на стол и прекратили свои попытки. Я не могла не выразить своей благодарности и хвалы Богу.
Тем не менее, они не сдались и продолжали допрашивать меня относительно церковных дел. Я не отвечала. Раздраженные и выведенные из себя, они прибегли к еще более омерзительным попыткам причинить мне страдания. Один из злобных полицейских заставил меня сесть на корточки, вытянуть руки на уровне плеч и замереть в таком положении. Вскоре мои ноги начали дрожать, я больше не могла держать руки прямо, и мое тело непроизвольно начало выпрямляться. Полицейский взял железный прут и уставился на меня, как тигр на добычу. Не успела я встать, как он жестоко ударил меня по ногам, причинив такую боль, что я чуть не упала на колени. В течение следующих получаса при малейшем движении моих рук и ног он немедленно бил меня прутом. Не знаю, сколько раз он меня ударил. От такого долгого сидения на корточках обе ноги донельзя распухли и невыносимо болели, словно были сломаны. Чем дальше, тем сильнее они дрожали, а зубы непрерывно стучали. Затем я почувствовала, что силы покидают меня. Однако злобные полицейские лишь зубоскалили и насмехались надо мной, все время гадко ухмыляясь и хихикая подобно людям, мучающим обезьяну, чтобы заставить ее делать трюки. Чем больше я смотрела на безобразные, отвратительные лица этих злобных полицейских, тем большую ненависть к ним ощущала. Я вспомнила Божьи слова: «Когда люди готовы пожертвовать своей жизнью, все становится малозначимым, и никто не может одержать над ними верх. Что может быть важнее жизни? Поэтому сатана утрачивает способность что-либо еще делать в людях. Нет ничего, что он может сделать с человеком» (Слово, том I. Божье явление и работа. Толкования тайн в «Божьих словах ко всей вселенной», глава 36). Поэтому я внезапно встала и громко сказала им: «Я не буду больше сидеть на корточках. Давайте, приговорите меня к смерти! Мне сегодня нечего терять! Я не боюсь даже умирать, как же я могу бояться вас? Вы такие большие, а, похоже, можете только издеваться над маленькой девчонкой вроде меня!». К моему удивлению, после этих слов они, выкрикнув еще несколько ругательств, прекратили меня допрашивать.
Эта шайка злобных полицейских мучила меня большую часть ночи; когда они остановились, было уже светло. Они заставили меня расписаться и сказали, что собираются задержать меня. После этого пожилой полисмен с притворной добротой сказал мне: «Девушка, смотрите: вы так молоды, в расцвете своей юности, так что лучше всего вам без промедления и четко объяснить, что вы знаете. Я гарантирую, что заставлю их отпустить вас. Если у вас есть проблемы, не стесняйтесь рассказать мне. Смотрите, у вас лицо распухло как каравай. Разве вы не достаточно пострадали?» Слушая подобные речи полицейского, я понимала, что он просто пытается обманом заставить меня сделать своего рода признание, Я также вспомнила, что говорили братья и сестры во время встреч: «Чтобы получить желаемое, злобные полицейские будут использовать и кнут, и пряник и будут прибегать к всевозможным трюкам, чтобы обмануть вас». Думая об этом, я ответила пожилому полицейскому: «Не ведите себя так, словно вы хороший; вы — один из них. Что вы меня просите признать? То, что вы делаете, называется выбиванием признания. Это незаконное жестокое обращение!» Услышав это, он сделал невинный вид и возразил: «Но я вас ни разу не ударил. Это они били вас». Я была благодарна Богу за Его водительство и защиту, которые позволили мне еще раз преодолеть искушение сатаны.
После уездного отделения Бюро общественной безопасности они поместили меня в СИЗО. Когда мы вошли на территорию, я увидела, что это место окружено очень высокими стенами с колючей проволокой под напряжением наверху, а в каждом из четырех углов — нечто похожее на сторожевую вышку с вооруженными полицейскими. Все это вызывало очень зловещее и жуткое ощущение. Пройдя одни за другими несколько железных ворот, я попала в камеру. Когда я увидела ветхие, грязные и вонючие лоскутные одеяла, покрытые такими же холстинами, лежащие на ледяном кане (лежанке), меня невольно охватила волна отвращения. В качестве еды каждому заключенному выдавали только маленькую паровую булочку, прокисшую и полусырую. Хоть полицейские пытали меня полночи, и я ничего не ела, ее вид лишил меня аппетита. Вдобавок, мое лицо опухло от побоев полицейских и было натянутым, словно завернутым в пленку. Оно болело даже, когда я открывала рот, чтобы что-то сказать, не говоря уже о том, чтобы есть. От всего этого я пребывала в очень мрачном настроении и чувствовала себя крайне скверно. Мысль о том, что я действительно должна буду остаться здесь и влачить такое нечеловеческое существование, так меня расстроила, что у меня сами собой полились слезы. Сестра, с которой мы вместе были арестованы, поделилась со мной Божьими словами, и я поняла, что это Бог позволил, чтобы я оказалась в этих обстоятельствах, и именно Он проверял и испытывал меня, чтобы увидеть, смогу ли я быть свидетелем. Он также использовал эту возможность, чтобы совершенствовать мою веру. Познав эти вещи я больше себя не чувствовала удрученной и нашла в себе немного силы воли, чтобы перенести свои трудности.
Прошло полмесяца, и начальник этих злобных полицейских снова пришел допрашивать меня. Увидев, что я остаюсь спокойной и собранной, и у меня нет никакого страха, он выкрикнул мое имя и воскликнул: «Скажи правду, где еще тебя арестовывали? Это точно не твоя первая посадка, иначе как бы ты могла вести себя так спокойно и выдержанно, как будто совсем не боишься?» Услышав эти его слова, я не могла не возблагодарить и не восхвалить Бога в своем сердце. Бог защитил меня и дал мне мужество, позволив мне стоять лицом к лицу с этими злобными полицейскими с полным бесстрашием. Затем у меня в сердце вскипел гнев: «Вы злоупотребляете своей властью, преследуя людей за религиозные убеждения, без причины арестовываете, издеваетесь и травмируете тех, кто верит в Бога. Ваши действия противоречат и земным, и Небесным законам. Я верую в Бога, иду правильным путем и не нарушала закон. Почему же я должна бояться вас? Я не поддамся злой силе вашей банды!» И я резко ответила: «Вы думаете, что везде так скучно, что я реально захотела бы прийти сюда? Вы унижали меня и издевались надо мной! Все ваши дальнейшие попытки выбить признание или ложно меня обвинить будут бесполезны!» Услышав это, начальник злобных полицейских разъярился так, что, казалось, у него сейчас дым пойдет из ушей. Он заорал: «Ты слишком, чертовски упряма, чтобы что-то нам сказать. Не будешь говорить, да? Вот дам тебе трехлетний срок, тогда посмотрим, правду ты говоришь или нет. Что, слабо продолжать упрямиться?» Тогда я ощущала такое негодование, что готова была взорваться. Я громко ответила: «Я еще молода, что такое для меня три года? Я выйду из тюрьмы в мгновение ока». В ярости злобный полицейский резко встал и прорычал своим прихвостням: «Я ухожу, а вы допрашивайте ее дальше». Затем он хлопнул дверью и ушел. После всего увиденного двое полицейских не стали меня дальше допрашивать, они лишь закончили писать протокол, который я должна была подписать, и ушли. Лицезрение поражения злобных полицейских вызвало у меня ощущение счастья. Я восхвалила Божью победу над сатаной в своем сердце. Во время второго раунда допроса они изменили тактику. Прямо с порога они начали притворяться заботящимися обо мне: «Вы здесь уже так долго. Что же никто из членов вашей семьи не пришел вас навестить? Должно быть, они махнули на вас рукой. Как насчет того, чтобы позвонить им и попросить проведать вас?» Эти слова повергли меня в уныние и расстроили. Я чувствовала себя одинокой и беспомощной. Я тосковала по дому и скучала по родителям, и мое желание свободы все росло и росло. Мои глаза непроизвольно наполнились слезами, но я не желала плакать перед этой бандой злых полицейских. Я молча молилась Богу: «Боже, сейчас я так несчастна, мне больно, и я чувствую себя очень беспомощной. Пожалуйста, помоги мне. Я не хочу, чтобы сатана видел мою слабость. Однако сейчас я не могу постичь Твоих намерений. Я прошу Тебя просветить и вести меня». После молитвы мой ум внезапно озарила мысль: «Это была хитрая уловка сатаны. Попытка заставить меня связаться с семьей вполне могла быть способом вынудить их принести выкуп, дабы удовлетворить присущее им желание загрести денег, или они могли знать, что все члены моей семьи веруют в Бога, и хотели использовать эту возможность, чтобы арестовать их». У этих злобных полицейских было полно схем. Если бы не Божье просвещение, я бы, вероятно, позвонила домой. Разве я не стала бы тогда невольным Иудой? В конце концов я тайно объявила сатане: «Подлый дьявол, я просто не позволю тебе преуспеть в твоем обмане!» Затем я равнодушным тоном сказала: «Я не знаю, почему члены моей семьи не пришли навестить меня. Как бы вы ни хотели со мной обращаться, мне это совсем безразлично!» У злобных полицейских не осталось козырей. После этого они больше не допрашивали меня.
Прошел месяц. Однажды меня неожиданно пришел навестить мой дядя и сказал, что пытается вытащить меня отсюда через несколько дней. Выйдя из комнаты свиданий, я чувствовала себя очень счастливой. Я думала, что наконец смогу опять видеть дневной свет, моих братьев и сестер и всех, кого я люблю. Я начала предаваться мечтаниям и нетерпеливо ждала, что придет мой дядя и заберет меня; каждый день я была готова услышать слова охранников, вызывающих меня, чтобы сообщить, что пора выходить. И действительно, неделю спустя охранник вызвал меня, и мое сердце билось так, что готово было выскочить из груди. Я радостно вошла в комнату для свиданий. Но когда я увидела дядю, он опустил голову. После длинной паузы он уныло сказал: «Они уже закрыли твое дело. Тебя приговорили к трем годам». Услышав это, я оцепенела. Мой разум полностью отключился. Я сдержала слезы и не заплакала. Кажется, я была не в состоянии слышать то, что дядя говорил дальше. В трансе я вышла из комнаты для свиданий, мои ноги были словно налиты свинцом, а каждый следующий шаг давался все тяжелее. Не помню, как я пришла обратно в камеру. Войдя в нее, я застыла, полностью парализованная. Я думала: «Каждый день прошедшего месяца или около того этого нечеловеческого существования казался годом, как же я вытерплю три долгих года этого?» Чем больше я размышляла об этом, тем сильнее мучилась, тем более неясным и непредсказуемым начинало казаться мое будущее. Будучи не в состоянии больше сдерживать слезы, я разрыдалась. Раньше я думала, что, будучи несовершеннолетней, не буду осуждена, максимум закроют на пару месяцев, придется вынести еще немного боли и лишений, продержаться чуть дольше, а потом все закончится; но я не могла себе и представить, что мне действительно придется провести три года в тюрьме. В своем горе я вновь предстала перед Богом. Я открылась Ему, говоря: «Боже, я знаю, что все вещи и события в Твоих руках, но сейчас мое сердце совершенно опустошено. Я чувствую, что вот-вот распадусь на части; я думаю, что мне будет очень трудно вынести три года страданий в тюрьме. Боже, я прошу Тебя открыть мне Свою волю и умоляю Тебя добавить мне веры и сил, чтобы я смогла полностью покориться Тебе и мужественно принять то, что мне выпало». После этой молитвы я вспомнила Божьи слова: «В эти последние дни вы должны свидетельствовать о Боге. Неважно, сколь велико ваше страдание, вы должны идти до самого конца, и даже на последнем издыхании вы все равно должны быть преданы Богу и подвластны Ему. Только это и есть истинная любовь к Богу, и только это и есть твердое и громкое свидетельство» (Слово, том I. Божье явление и работа. Только переживая тяжелые испытания, можно познать красоту Бога). Божьи слова дали мне веру и силы, и я готова была повиноваться. Что бы меня ни постигло, сколько бы страданий ни пришлось пережить, я не стану винить Бога; Я буду Его свидетелем. Через два месяца меня этапировали в трудовой лагерь. Когда я получила свой приговор и подписала его, то обнаружила, что трехлетний срок заменен на срок в один год. В душе я благодарила и восхваляла Бога снова и снова. Все это было результатом Божьего руководства и видимым знаком Его безмерной любви ко мне и защиты.
В трудовом лагере я увидела злобную полицию с еще более гнусной и зверской стороны. С самого раннего утра мы должны были вставать и идти на работу, и каждый день нас серьезно перегружали заданиями. Мы должны были трудиться каждый день по много часов, а иногда — круглосуточно несколько дней подряд. Некоторые заключенные заболевали и нуждались в подключении к капельнице. Скорость введения препаратов им ставили на максимум, чтобы по завершении они как можно быстрее возвращались в мастерские к работе. Это вело к тому, что большинство осужденных со временем приобретали по несколько очень трудноизлечимых болезней. Некоторые люди, работающие медленно, подвергались за это словесным оскорблениям со стороны охранников; их сквернословие было просто невообразимым. Некоторые люди нарушали правила во время работы, их наказывали. Например, подвешивали на веревке — они должны были стоять на коленях на земле с руками, связанными за спиной, которые силой поднимали на уровень шеи, что вызывало боль. Других привязывали к деревьям цепью, как собак, и безжалостно секли. Некоторые люди, будучи не в состоянии выносить эти нечеловеческие пытки, объявляли голодовку, но злобные охранники сковывали их по рукам и ногам, крепко держали и силой вливали в них пищу через зонды. Они боялись, что эти заключенные умрут, но не потому, что ценили их жизнь, а потому, что не хотели потерять дешевую рабочую силу. Поистине не перечесть злых дел, творимых тюремными охранниками, случались и ужасные кровавые инциденты. Все это ясно дало мне понять, что Коммунистическая партия Китая — это воплощение существующего в духовном мире сатаны; она — злейший из всех дьяволов, а тюрьмы при ее режиме — ад на земле, не на словах, а на деле. Я помню, как в кабинете, где меня допрашивали, я заметила слова на стене: «Запрещается умышленно бить людей, подвергать их незаконному наказанию и тем более запрещается получать показания посредством пыток». Тем не менее, в реальности их действия были прямо противоположны. Они беспричинно били меня, еще несовершеннолетнюю девушку, и подвергали меня незаконным наказаниям; более того, они осудили меня исключительно за мою веру в Бога. Все это дало мне ясно увидеть, что правительство КПК использует разные уловки, чтобы вводить людей в заблуждение, создавая впечатление, что все хорошо. Все было так, как сказал Бог: «Дьявол плотно опутывает все тело человека, зашоривает оба глаза и плотно запечатывает его уста. Царь бесовский уже несколько тысяч лет бесчинствует и по сей день стережет мертвый город, как неприступную обитель бесов. Тем временем эта свора сторожевых псов злобно таращится вокруг, страшно боясь, как бы Бог не застал их врасплох и не покончил со всеми ними сразу, лишив их этого края „благоденствия“. Как можно было людям в подобном мертвом городе когда-либо увидеть Бога? Наслаждались ли они когда-либо Божьей ценностью и красотой? Как они понимают дела человеческого мира? Кто из них может понять настоятельную волю Божью? Не столь удивительно тогда, что воплотившийся Бог остается совершенно сокрытым. В подобном темном обществе, где бесы безжалостны и бесчеловечны, как бесовский деспот, который, не моргнув глазом, убивает людей, потерпел бы существование прекрасного, доброго, а также святого Бога? Стал бы он, рукоплеща, приветствовать пришествие Божье? Они же прихвостни и псы! Они за доброту платят ненавистью, они давным-давно уже презирают Бога и оскорбляют Его, они совершено озверели, у них совсем нет уважения к Богу, они разбойничают и грабят, утратив всякую совесть, поступая совершенно бессовестно и искушая невинных до бесчувствия. Что праотцы древности, что почитаемые вожди, — все они противятся Богу! От их вмешательства все под небесами пришло в состояние тьмы и хаоса! Религиозная свобода? Законные права и интересы граждан? Это все уловки для сокрытия греха!» (Слово, том I. Божье явление и работа. Работа и вхождение (8)).
Пережив гонения со стороны злобных полицейских, я твердо уверилась в правильности этого отрывка слов, сказанных Богом, и теперь имею реальное знание и опыт переживания этого. КПК — это воистину легион бесов, который ненавидит Бога и противится Ему, который защищает зло и насилие, и жизнь под гнетом сатанинского режима ничем не отличается от жизни в аду. Кроме того, в трудовом лагере я собственными глазами увидела мерзость разных людей: отталкивающие лица сладкоголосых приспособленцев, ужом извивающихся перед начальством; злобный облик людей, склонных к жестокому насилию, неистово третирующих слабых, и так далее. Что касается меня, еще не утвердившейся в обществе, за этот год жизни в тюрьме я ясно увидела прельщенность человечества. Я стала свидетелем измены в человеческих сердцах и поняла, сколь мрачным может быть человеческий мир. Я также научилась различать позитивное и негативное, черное и белое, правильное и неправильное, великое и презренное; я ясно увидела, что сатана мерзок, зол, жесток и что только Бог — символ святости и праведности. Только Бог олицетворяет красоту и доброту; только Бог есть любовь и спасение. Под Божьей охраной и защитой этот незабываемый год прошел для меня очень быстро. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что, хоть и претерпела за тот год тюремной жизни физические страдания, Бог использовал Свои слова, чтобы вести и направлять меня, заставляя мою жизнь достигать зрелости. Эти страдания и испытания — особое Божье благословение для меня! Вся слава Всемогущему Богу!