Тот факт, что человечество развилось до данной стадии, — беспрецедентная ситуация. Работа Божья и вхождение человека продвигаются бок о бок, и, таким образом, работа Божья представляет собой захватывающее событие, не имеющее себе равных. На сегодняшний день вхождение человека является чудом, которого люди никогда ранее не могли себе и представить. Работа Божья достигла своего апогея — и, соответственно, достигло своей наивысшей точки и человеческое «вхождение»^[1]. Бог принизил Себя насколько, насколько это было возможно, и Он никогда не возражал человечеству, вселенной и всему сущему. Человек между тем стоит у Бога на голове, и угнетение Бога человеком достигло максимума; все достигло своего максимума, и пришло время дню праведности. Зачем и далее позволять мгле окутывать землю, а темноте — укрывать все народы? Бог наблюдает несколько тысяч лет — даже десятки тысяч лет — и Его терпение давно уже дошло до своего предела. Он наблюдает за каждым движением человека. Он наблюдает, как долго свирепствует человеческая неправедность, однако человек, давно очерствевший, не чувствует ничего. А кто когда-либо наблюдал деяния Божьи? Кто когда-либо поднимал глаза и вглядывался вдаль? Кто когда-либо внимательно слушал? Кто когда-либо пребывал в руках Всемогущего? Всех людей терзают воображаемые страхи^[2]. Какая польза от кучи сена с соломой? Единственное, на что они способны, — это мучить воплощенного Бога до смерти. Хотя они лишь куча сена с соломой, все же есть одна вещь, которую они делают «лучше всего»^[3], — мучить Бога до смерти, а затем кричать, что это «радует сердца людей». Что за кучка солдат-креветок и генералов-крабов! Примечательно, что из всего нескончаемого потока людей они сосредоточили свое внимание на Боге, окружив Его непроницаемой блокадой. Их пыл становится все горячее^[4] — они полчищами окружили Бога, чтобы Он не мог двинуться ни на дюйм. Они держат в своих руках всевозможное оружие и смотрят на Него, словно на врага, — глазами, исполненными злобы. Им не терпится «разорвать Бога на части». Как это озадачивает! Отчего человек и Бог стали такими непримиримыми врагами? Возможно ли, чтобы существовало злопамятство между Богом, прекраснее Которого нет, и человеком? Возможно ли, чтобы Божьи действия не приносили человеку никакой пользы? Причиняют ли они человеку вред? Человек уставился на Бога и не сводит с Него глаз, пребывая в глубоком страхе, что Бог прорвется сквозь человеческую блокаду, вернется на третьи небеса и снова ввергнет человека в темницу. Человек относится к Богу настороженно, он весь как на иголках и извивается по земле, на расстоянии, нацелив «пулемет» на Бога среди людей. Кажется, стоит Богу только шевельнуться, и человек сотрет с лица земли все связанное с Ним — все Его тело и все, что Он носит, не оставив ничего. Отношения между Богом и человеком уже не починить. Бог непостижим для человека; человек же между тем сознательно закрывает глаза и валяет дурака, абсолютно не желая видеть Мое присутствие и не прощая Мне Моих суждений. Таким образом, неожиданно для человека Я тихо уплываю прочь, и Я более не стану с ним равняться — кто высок, а кто низок. Человек — самое низшее «животное» из всех, и Я более не желаю обращать на него внимание. Я давно уже забрал всю Свою благодать обратно в то место, где Я мирно обитаю. Если человек настолько непослушен, зачем ему и далее вкушать Мою драгоценную благодать? Я не намерен понапрасну ниспосылать Свою благодать силам, враждебным Мне. Я бы даровал Свои драгоценные плоды тем земледельцам Ханаана, которые ревностно и искренне приветствуют Мое возвращение. Я желаю лишь, чтобы небеса существовали вечно и, более того, чтобы человек никогда не старился, чтобы небеса и человек вечно пребывали в покое и чтобы эти вечнозеленые «сосны и кипарисы» вовеки сопровождали Бога и небеса, когда Они вместе будут входить в идеальную эру.

Я провел с человеком много дней и ночей, Я жил в этом мире вместе с человеком и никогда не предъявлял ему никаких дополнительных требований. Я лишь всегда веду человека вперед, Я только и делаю, что веду его и ради судьбы человечества непрестанно совершаю работу по обустройству. Кто когда-либо понимал волю Небесного Отца? Кто пересек границу между небесами и землей? Я больше не хочу проводить вместе с человеком его «старость», ибо он слишком старомоден, он ничего не понимает. Единственное, что он умеет, — это объедаться на устроенном Мною пиру, удалившись от всего остального, никогда не помышляя ни о каком ином деле. Человечество слишком скупо, среди людей слишком много криков, уныния и опасности, и поэтому Я не желаю делиться обретенными в последние дни драгоценными плодами преодоления. Пусть человек наслаждается обильным благословениями, созданными им же самим, ибо он не рад Мне, — зачем Мне принуждать человечество натягивать улыбку? Ни в одном уголке мира нет тепла, ни в одном пейзаже мира нет и следа весны, ибо, подобно существу, обитающему в воде, человек не имеет и толики тепла. Он подобен трупу, и даже текущая по его венам кровь подобна замерзшему льду, от которого стынет сердце. Где же теплота? Человек без причины прибил Бога гвоздями ко кресту и впоследствии не испытал ни малейшего дурного чувства. Никто никогда не испытывал сожалений, и эти жестокие тираны и поныне замышляют вновь «схватить живым»^[5] Сына Человеческого и поставить Его перед расстрельным отрядом, чтобы положить конец ненависти в своих сердцах. Какой прок Мне оставаться в этой опасной земле? Оставшись, единственное, что Я принесу человеку, — это конфликты, насилие и бесконечные беды, ибо Я никогда не приносил человеку мир, — только войну. Последние дни человечества должны быть наполнены войной, и конечное назначение человека должно низвергнуться среди насилия и конфликтов. Я не желаю разделять «радость» войны. Я не стал бы сопровождать человеческое кровопролитие и жертвы, ибо отверженность людьми повергла Меня в «уныние», и Мне не хватает духа смотреть на войны человека — пусть он навоюется всласть. Я желаю покоя, Я желаю спать; пусть компанией человечеству в его последние дни будут бесы! Кому ведома воля Моя? Поскольку человек не привечает Меня и никогда не ждал Меня, Я могу лишь попрощаться с ним, и Я дарую человечеству его конечный пункт назначения. Я оставляю все Свои богатства человеку, сею Свою жизнь среди людей, сажаю семя Своей жизни на поле человеческого сердца, оставляю ему вечные воспоминания, оставляю всю Свою любовь человечеству, дарую человеку все, что он ценит во Мне, как дар любви, с которой мы стремимся друг к другу. О, как хотел бы Я, чтобы мы любили друг друга вечно, чтобы наш вчерашний день стал тем прекрасным, что мы дарим друг другу, ибо Я уже даровал всего Себя человечеству, — какие могут быть у человека жалобы? Я уже отдал всю Свою жизнь в распоряжение человечества и, не говоря ни слова, тяжко трудился, чтобы вспахать для людей прекрасную землю любви. Я никогда не выдвигал человеку никаких справедливых требований; все, что Я делал, — просто подчинялся мерам, принимаемым людьми, и создавал для человечества более прекрасное завтра.

Хотя работа Божья богата и изобильна, вхождение человека весьма неполноценно. Совместное «предприятие» человека и Бога почти целиком заключается в работе Бога; что же до степени вхождения человека, то ему почти нечем здесь похвастаться. Человек, столь обнищавший и слепой, даже меряется с Богом силой, с «древним оружием» в руках. Эти «примитивные обезьяны» едва способны прямо ходить и не стыдятся своих «нагих» тел. Что дает им право оценивать работу Божью? Глаза многих из этих четвероногих обезьян наполняются яростью, и с древним каменным оружием в руках они натравливают себя против Бога, пытаясь дать ход состязанию обезьянолюдей, каких мир никогда не видел, — чтобы провести состязание последних дней между обезьянолюдьми и Богом, которое прославится по всей земле. Более того, многие из этих полупрямоходящих древних обезьянолюдей источают самодовольство. Со спутавшимися волосами, закрывающими лица, они исполнены кровавых намерений и вздымают свои передние конечности. Им еще предстоит в полной мере эволюционировать в современного человека, поэтому иногда они выпрямляются, а иногда ползают на четвереньках. Лбы их покрывают капли пота, подобно частой росе, — рвение их совершенно очевидно. Глядя на своего компаньона, первозданного древнего обезьяночеловека, стоящего на всех четырех, чьи конечности громоздки и медлительны, и едва способны отражать удары, не имея силы давать отпор, они едва могут сдерживать себя. В мгновенье ока, прежде, чем можно успеть заметить, что же произошло, «герой» на ринге низвергается наземь, конечностями вверх. Эти конечности, которые он ошибочно располагал на земле все эти годы, внезапно перевернуты, и у обезьяночеловека более нет никакого желания сопротивляться. Отныне самый древний обезьяночеловек стерт с лица земли — это воистину «прискорбно». Сей древний обезьяночеловек столь внезапно прекратил свое существование. Отчего ему пришлось так спешно и скоро удалиться из прекрасного мира людей? Почему он не обсудил следующий шаг стратегии со своими компаньонами? Как жаль, что он простился с миром, не раскрыв секрета о том, как меряться силой с Богом! Как легкомысленно было для столь древнего обезьяночеловека умереть, не оставив и следа, — уйти, не передав «древнюю культуру и искусства» своим потомкам. У него не было времени призвать к себе своих близких, чтобы рассказать им о своей любви. Он не оставил никакого послания на каменной табличке, не разглядел солнце небесное и ничего не сказал о своих невыразимых тяготах. Испуская дух, он не призвал потомков к своему смертному одру и, прежде, чем закрыть глаза, не сказал им: «Не поднимайтесь на ринг и не вызывайте Бога на состязание», после чего — его четыре застывшие конечности так и остались вечно торчать вверх, подобно ветвям дерева, устремленным в небо. Казалось бы, он умер горькой смертью... Внезапно от подножья ринга раздается ревущий смех; один из полупрямоходящих обезьянолюдей вне себя. В руках его «каменная дубинка» для охоты на антилоп или другую дичь, более развитую, чем та, на которую охотился древний обезьяночеловек. Он прыгает на ринг, исполненный ярости, — в голове у него хорошо продуманный план^[6]. Это выглядит так, будто он сделал нечто достойное награды. При помощи «силы» своей каменной дубинки ему удается простоять прямо «три минуты». Насколько же велика «мощь» этой третьей «ноги»! Она поддерживала большого, неуклюжего, глупого полупрямоходящего обезьяночеловека в стоячем положении три минуты — не удивительно, что этот достопочтенный^[7] древний обезьяночеловек настолько деспотичен. Нет сомнений, что древнее каменное орудие «оправдывает свою репутацию», — у него есть рукоятка, лезвие и острие. Единственный недостаток — в том, что лезвие не блестит, — как это прискорбно! Взгляните вновь на «маленького героя» древних времен, стоящего на ринге, презрительным взором окидывая тех, кто ниже, словно они бессильная челядь, а он — бравый герой. В своем сердце он питает тайное отвращение к тем, кто перед сценой. «Страна в беде, и каждый из нас несет ответственность, почему же вы сторонитесь? Неужели вы видите, что стране угрожает бедствие, но не хотите вступить в кровопролитную битву? Страна на грани катастрофы — отчего вы проявляете озабоченность не в первую очередь, а развлекаетесь — не в последнюю? Как вы можете выносить вид бедствующей страны и ее приходящего в упадок народа? Неужели вы готовы нести позор национального порабощения? Что за кучка ничтожеств!» Пока он об этом размышляет, перед трибуной вспыхивают потасовки, и взгляд его становится еще более гневным — будто вот-вот начнет извергать^[8] пламя. Ему не терпится увидеть, как Бог проиграет еще до боя, он отчаянно желает предать Бога смерти, чтобы осчастливить народ. Он и не подозревает, что, хотя его каменное орудие, возможно, и заслуженно прославлено, оно никогда не смогло бы вызывать враждебность Бога. Не успев еще защититься, не успев еще лечь, а затем подняться на ноги, он качается взад-вперед, обоими глазами лишившись зрения. Он падает вниз, к своему древнему предку, и более не встает. Крепко вцепившись в древнего обезьяночеловека, он более не кричит и признает, что стоит ниже, не одержимый более желанием противиться. Эти два бедных обезьяночеловека умирают перед рингом. Какая досада, что эти предки человечества, дожившие доныне, умерли в неведении в тот день, когда явилось Солнце праведности! Как глупо, что они позволили себе упустить столь великое благословение, что в день своего благословения обезьянолюди, ожидавшие тысячелетиями, взяли благословения в преисподнюю, чтобы «вкушать» их с царем бесов! Отчего бы им не оставить эти благословения в мире живых, чтобы вкушать их со своими сыновьями и дочерями? Они просто напрашиваются на неприятности! Как жаль, что ради некоторого статуса, репутации и тщеславия они переживают горе быть убиенными. Они торопились быть первыми, кто откроет врата ада и станет его сынами. Такая цена совсем не оправдана. Какая жалость, что столь древние предки, столь «исполненные национального духа», могли быть столь «строгими к себе, но столь терпимыми к другим», что закрылись в аду, а бессильную челядь оставили снаружи, у закрытых врат. Где еще можно найти подобных «представителей народа»? Ради «благополучия своего потомства» и «мирной жизни будущих поколений» они не позволяют Богу вмешиваться, и поэтому выказывают пренебрежение собственной жизни. Они неудержимо посвящают себя «национальному делу», безропотно входя в преисподнюю. Где встречается подобный национализм? Воюя с Богом, они не страшатся ни смерти, ни кровопролития, и уж тем более их не тревожит завтрашний день. Они просто идут на поле битвы. Какая жалость, что единственное, что они получают за свой «преданный порыв», — вечное сожаление и гибель в вечно пылающем адском пламени!

Как интригующе! Почему люди неизменно поносят и отвергают воплощенного Бога? Почему люди никогда нисколько не понимают воплощенного Бога? Быть может, Бог пришел не в то время? Быть может, Он пришел не в то место? Быть может, это происходит оттого, что Бог действует один, не дожидаясь, когда человек «даст добро»? Быть может, это оттого, что Бог Сам принял решение, без разрешения человека? Факты свидетельствуют, что Бог сделал заблаговременное предупреждение. Он не сделал ничего дурного, облекшись во плоть, — разве Ему нужно спрашивать у человека разрешение? Более того, Бог давно напоминал человеку — возможно, люди забыли. Они не виноваты, ибо человек уже давно до такой степени развращен сатаной, что не может понять ничего из происходящего под небесами, не говоря уже о событиях в мире духовном! Какая жалость, что предки человека, обезьянолюди, умерли на ринге; но это неудивительно: небеса и земля всегда были несовместимы. И как могли обезьянолюди, чей разум сделан из камня, постичь, что Бог может вновь стать плотью? Как печально, что подобный «старик» «на своем шестидесятом году» умер в день явления Бога. Не диво ли, что он покинул мир без благословения в момент пришествия благословения столь великого? Воплощение Бога сотрясло все сферы и религии. Оно «привело в хаос» изначальный порядок религиозных кругов и потрясло сердца всех тех, кто жаждет явления Божьего. Кто не благоговеет? У кого нет страстного желания видеть Бога? Бог лично пребывает среди людей много лет, однако человек этого так и не осознал. Сегодня явился Сам Бог и явил Свою личность массам, — могло ли это не привести в восторг человеческое сердце? Некогда Бог разделял с человеком радости и печали, и сегодня Он воссоединился с человечеством и делится с ним историями о былых временах. После Своего отшествия из Иудеи Он исчез бесследно, и люди не могли найти Его. Они жаждут еще раз встретиться с Богом, не подозревая, что ныне они вновь встретились и воссоединились с Ним. Могло ли это не всколыхнуть мыслей о вчерашнем? Две тысячи лет назад потомок иудеев, Симон, сын Ионин, узрел Иисуса Спасителя. Он трапезничал с Ним за одним столом, и, следуя за Ним в течение многих лет, ощутил еще более глубокую привязанность к Нему. Он возлюбил Его до глубины сердца, он глубоко любил Господа Иисуса. Народ иудейский ничего не знал о том, как этот златовласый младенец, родившийся в холодных яслях, стал первым образом воплощения Божьего. Все они думали, что Он такой же, как и они; никто не считал, что Он чем-то отличается. Разве могли люди распознать этого простого и обыкновенного Иисуса? Народ Иудеи почитал Его за еврейского сына тех времен. Никто не взирал на Него как на прекрасного Бога, и люди только и делали, что слепо предъявляли Ему свои требования, просили, чтобы Он даровал им богатые и обильные милости, мир и радость. Они знали единственно лишь, что, как миллионер, Он имеет все, о чем только можно мечтать. Тем не менее, люди никогда не относились к Нему как к тому, кто любим. Люди того времени не любили Его, а только протестовали против Него и предъявляли Ему нелепые требования. А Он никогда не сопротивлялся, а непрестанно даровал человеку Свои милости, хотя тот и не знал Его. Он только и делал, что молча дарил человеку тепло, любовь и милосердие, и, более того, Он давал человеку новые способы практики, выводящие его из тюрьмы закона. Человек не любил Бога, он лишь завидовал Ему и признавал Его исключительные таланты. Как могло слепое человечество знать о том, сколь велико было унижение, перенесенное прекрасным Иисусом Спасителем, когда Он пришел к человечеству? Никто не принимал во внимание Его скорбь, никто не знал о Его любви к Богу Отцу, и никто не мог знать о Его одиночестве. И хотя Мария была Его родной матерью, разве могла она знать, о чем в душе помышлял милосердный Господь Иисус? Кто знал о невыразимом страдании, переносимым Сыном Человеческим? Обратившись к Нему со своими просьбами, люди того времени хладнокровно задвинули Его на задворки своей памяти и отринули Его. По этой причине Он бродил по улицам день за днем, год за годом, скитаясь в течение многих лет, пока не прожил тридцать три тяжелых года, которые были и долгими, и короткими. Когда люди нуждались в Нем, они с улыбками на лицах приглашали Его в свои дома, пытаясь выдвигать Ему свои требования, — а после Его содействия тут же выставляли Его за дверь. Люди питались тем, что исходило из Его уст, они пили Его кровь и вкушали те милости, которые Он даровал им. Но при этом они также противились Ему, ибо они никогда не знали, от Кого получили свою жизнь. В конце концов они пригвоздили Его ко кресту, однако Он все равно не издал ни звука. Он хранит молчание по сей день. Люди вкушают Его плоть, пьют Его кровь, едят пищу, которую Он для них готовит, и идут тем путем, который Он для них открыл, однако по-прежнему намерены отвергать Его; фактически они относятся к Богу, даровавшему им жизнь, как к врагу, — и напротив, к таким же рабам, как они сами, люди относятся, как к Отцу Небесному. Разве при этом они не противятся Ему намеренно? Как получилось, что Иисус умер на кресте? Вам известно? Разве Он не был предан Иудой — тем, кто был к Нему ближе всего, кто вкушал Его, алкал Его и наслаждался Им? Разве Иуда предал Иисуса не оттого, что Тот был всего лишь незначительным, обыкновенным учителем? Если бы люди действительно видели, что Иисус необычайный и что Он от Небес, разве могли бы они пригвоздить Его живым ко кресту на целые сутки, пока дыхание не покинуло Его тело? Кто может познать Бога? Люди только и делают, что наслаждаются Богом с ненасытной жадностью, но они никогда не знали Его. Им дали палец, а они откусили руку. И они заставляют «Иисуса» полностью подчиняться своим распоряжениям, своим приказам. Кто когда-либо являл что-либо похожее на милосердие этому Сыну Человеческому, Которому негде преклонить голову? Кто когда-либо помышлял объединить с Ним усилия во исполнение поручения Бога Отца? Кто когда-либо вспоминал о Нем? Кто когда-либо проявлял чуткость к Его трудностям? Без малейшей любви человек искажает Его то так, то эдак; человек не знает, откуда взялись Его свет и жизнь, и только и делает, что тайно замышляет, как вновь распять «Иисуса» двухтысячелетней давности, испытавшего боль среди людей. Неужели «Иисус» действительно внушает такую ненависть? Неужели все, что Он сделал, давно позабыто? Ненависть, копившаяся тысячелетиями, в конечном итоге прорвется наружу. Вы, порождение иудеев! Когда «Иисус» был враждебен к вам, что вы Его так сильно ненавидите? Он сделал так много и сказал так много — и ничего из этого вам не на пользу? Он отдал вам Свою жизнь, не прося ничего взамен; Он отдал вам Себя целиком — неужели вы действительно все еще хотите съесть Его живьем? Он отдал вам все, что имел, ничего не утаив, так и не вкусив мирской славы, человеческой теплоты и человеческой любви, как и всех людских благословений. Люди так подлы по отношению к Нему; Он никогда не пользовался всеми богатствами земли, Он всецело посвящает Свое искреннее пылкое сердце человеку, Он посвятил всего Себя человечеству — и кто когда-либо дарил Ему тепло? Кто когда-либо дарил Ему утешение? Человек взгромоздил на Него все бремя, вручил Ему все невзгоды, навязал Ему весь самый несчастливый человеческий опыт, обвиняет Его за всю несправедливость, а Он молча принял это. Возражал ли Он когда-либо кому-либо? Просил ли Он когда-либо кого-либо о малом воздаянии? Кто когда-либо явил сочувствие по отношению к Нему? У кого из вас, обычных людей, не было романтического детства? У кого не было яркой молодости? Кто лишен теплоты любимых? Кто лишен любви близких и друзей? Кто лишен уважения окружающих? У кого нет семейного тепла? Кого не утешают задушевные друзья? А Он имел когда-либо что-либо из этого? Кто когда-либо дарил Иисусу толику тепла? Кто когда-либо давал Ему хоть каплю утешения? Кто когда-либо явил Ему хоть немного человеческой нравственности? Кто когда-либо проявлял к Нему терпимость? Кто когда-либо был с Ним в трудные времена? Кто когда-либо переносил с Ним жизненные невзгоды? Человек никогда не смягчал своих требований к Нему; он попросту выдвигает Ему свои требования безо всяких угрызений совести, словно, придя в мир людей, Бог должен быть волом или лошадью человека, его узником, и обязан отдать человеку все, что у Него есть. А иначе человек никогда не простит Его, никогда не будет с Ним тактичным, никогда не назовет Его Богом и никогда не будет относиться к Нему с глубоким уважением. Человек слишком суров в своем отношении к Богу, будто вознамерился замучить Его до смерти и только после этого он смягчит свои требования к Нему. В противном случае человек никогда не понизит уровень своих требований к Богу. Разве может Бог не презирать подобного человека? Разве не в этом трагедия современности? Человеческую совесть не видно нигде. Человек все твердит, что воздаст Богу за любовь, но он препарирует Бога и мучает Его до смерти. Не это ли «тайный рецепт» его веры в Бога, переданный ему от предков? Нет такого места, где не найти «иудеев», и сегодня они по-прежнему выполняют все ту же работу — работу противодействия Богу, и при этом верят, что превозносят Бога. Как может человек собственными глазами распознать Бога? Как может человек, живущий во плоти, почитать Богом воплощенного Бога, произошедшего от Духа? Кто среди людей мог бы познать Его? Где среди людей истина? Где истинная праведность? Кто способен познать характер Божий? Кто может соперничать с Богом Небесным? Не удивительно, что, когда Бог пришел к людям, никто не узнал Его и Он был отвергнут. Как может человек выносить существование Бога? Как может он позволить свету вытеснить тьму мира? Разве все это не от благородной преданности человека? Это ли не честное вхождение человека? А разве работа Божья не сосредоточена на вхождении человека? Я бы хотел, чтобы вы соединили работу Божью с человеческим вхождением и установили добрые отношения между человеком и Богом, и исполняли долг, который должно исполнять человеку, в полную меру своих способностей. В этом случае работа Бога впоследствии придет к окончанию, завершившись тем, что Он обретет славу!

Примечания:

1. «Человеческое „вхождение“» здесь соответствует непослушному поведению человека. Речь здесь идет не о вхождении людей в жизнь, — что положительно, — но об их отрицательном поведении и действиях. Это подразумевает все деяния человека, в широком смысле, которые противодействуют Богу.

2. «Терзают воображаемые страхи» — эти слова высмеивают заблудшую человеческую жизнь людей. Речь идет об уродливом состоянии жизни человечества, в котором люди живут совместно с бесами.

3. «Лучше всего» — эти слова употреблены иронически.

4. «Пыл становится все горячее» — эти слова употреблены иронически и подразумевают уродливое состояние человека.

5. «Схватить живым» — эти слова подразумевают насильственное и презренное поведение человека. Человек жесток и не проявляет ни малейшего великодушия по отношению к Богу, предъявляя к Нему абсурдные требования.

6. «В голове у него хорошо продуманный план» — эти слова употреблены иронически и подразумевают, что люди не знают себя и невежественны относительно своего истинного духовного состояния. Это уничижительное высказывание.

7. «Достопочтенный» употреблено иронически.

8. «Извергать» указывает на уродливое состояние людей, которые, побежденные Богом, кипят от ярости. Оно указывает на степень их противодействия Богу.